Тема эта касается не только детей, но и взрослых – тема противления (сопротивления, реактивности[1]) в нашей жизни.
Существует такое явление, как реактивность, существуют реактивные люди, большие и маленькие, и на своем небольшом опыте я пришел к выводу, что реактивный человек глубоко в душе своей в конечном счете добрый. Реактивные люди – самые чувствительные люди. Кто бунтует по жизни и говорит: «Нет», тот в душе своей может говорить: «Да».
В Евангелии есть один случай, если помните, где Христос рассказывает, как некий отец сказал одному из сыновей: «Иди, поработай в винограднике», – а тот ответил: «Нет!» – но потом пошел и стал работать. Сказал и другому, а тот ответил: «Да, я сделаю это!» – но не сделал[2]. Реактивный человек иногда противится на словах, и это зависит от того, что произошло в данный момент в его жизни. Не бывает реактивных людей из-за ничего, все из чего-нибудь исходят. Чтобы реагировать на что-нибудь, ты в какой-то момент наверняка был задет, испытал боль, разочаровался, устал, утратил веру и был потрясен тем, что кто-то несправедливо обошелся с тобой или что-то сказал тебе неуважительно, безапелляционно, грубо, и ты противишься.
Кто противится сияющему солнцу? Солнцу, вносящему в жизнь обильный свет? Кто противится Христу, входящему в его жизнь по-доброму, благородно и с великодушием? Тут ты не противишься. Но когда явится кто-нибудь, грозя тебе пальцем, когда придет кто-нибудь, кто не считается с твоей личностью и говорит с тобой резко, предъявляет претензии к твоей жизни, не несет добро, а категоричным тоном к чему-нибудь тебя принуждает, тогда ты сопротивляешься.
Человек не хочет, чтобы на него оказывали давление. То, что ты говоришь, может, и хорошо, но только ты говоришь это не так, как бы хорошо оно ни было. Также и вы, матери, все вы святы в том, что говорите, но неприемлемы в том, как вы это говорите. Жены, вы очень добры к своему супругу, все ваши советы исключительно духовны, распрекрасны, но только способ их подачи иногда бывает резким, жестким, насмешливым.
И чтобы не говорить только о женщинах, ведь я пришел сюда не обвинять большинство, а говорю о женщинах просто потому, что они в Церкви чувствуют себя как дома, – женщин в Церкви больше, мужчин меньше, – так вот, мужчины тоже могут оказывать давление и вызывать сопротивление в своей супруге из-за тона, который они взяли. Если ты говоришь резко, безапелляционно, авторитарным, начальническим тоном дома, то, естественно, душа ее воспротивится.
Следовательно, реактивность начинается с какого-то момента, никто не рождается реактивным, все мы жаждем, чтобы кто-нибудь нам помог, но только помощь эта должна оказываться с уважением к нашей личности.
Поэтому когда я читал биографии людей, бывших по жизни атеистами, еретиками, бунтовщиками, деспотичными и анархичными типами, уничтожавшими всё подряд, то заметил одну странную вещь. За этими людьми часто стоит семья – какая бы вы думали? – христианская. За жизнью бунтовщиков и атеистов.
Читаем, к примеру, биографию Маркса, Сталина, какого-нибудь еще атеиста. А там написано: «Отец его был связан с Церковью (своей эпохи, разумеется). Мать была очень набожной». А у того-то брат был очень церковным. И спрашиваешь себя: как же из такого христианского, благочестивого, как говорится, дома выходит такое сильное сопротивление? Почему?
Потому что мало сказать, что ты церковный. Когда я слышу, что кто-нибудь говорит, что он церковный, то начинаю задумываться: а что значит, что он церковный? Ты можешь говорить, что ты церковный, но вести себя как крайний эгоист и быть крутым по нраву. Ближний может дрожать дома перед тобой, и бояться слово сказать, и получать побои во имя Христа, получать побои для того, чтобы он пошел в церковь: он может слышать обидные, издевательские слова, ты можешь осмеивать своего ближнего во имя Христа.
Ты унижаешь своего ребенка во имя Бога. А эти дети что делают? Противятся. Они не любят Бога. Святой апостол Павел говорит нечто странное: «Будьте осторожны, потому что из-за вас иногда определенно хулится имя Божие перед язычниками»[3]. «Из-за вас», – говорит апостол, то есть вы подталкиваете других к тому, чтобы они становились такими, какими они становятся, и вызываете негодование, оказываете давление, ты доводишь своего ближнего, и душа его отвергает и бросает всё.
Поэтому у нас и существует такое явление, когда ваши дети, которых вы держите в руках и делаете с ними всё, что хотите, пока они малы, как только уедут за границу учиться или создадут семью и съедут от вас, тут же бросают всё, что знали о Церкви. Они противятся, потому что говорят:
– Я не выношу эту среду, я не хочу такого Бога, такого воспитания.
И имеют право, потому что Бог не тот, которому мы их научили. Бог не такой, каким мы Его себе представляем: Он не это гнетущее лицо, раздражающее, которое только и знает, что сыпать карами, угрозами и указывает только на ад. Бог не такой, это большая разница.
Кто-то пишет о старце Порфирии: «Когда я познакомился со старцем Порфирием, в душе моей проснулся новый Христос. Я словно увидел Христа впервые в жизни. Другим я себе Его представлял, другим узнал Его от матери и отца, и другим мне показал Его старец Порфирий. Он показал мне любовь. Я был бродягой, а он меня обнял. Я был плохим, а он мне сказал:
– Ты очень хороший ребенок.
Как можно воспротивиться тому, кто говорит тебе, что ты очень хороший ребенок, когда ты бродяга? Когда он скажет тебе: «Ты для меня – Божие дитя, Бог тебя любит», – ты впадаешь в ступор, ты сбрасываешь с себя защитную броню.
Это и значит противление: защита, человек защищается, он боится. Кто противится, тот делает это потому, что боится. Он говорит тебе:
– Моей душе угрожает опасность со стороны другого, мое счастье под угрозой, моя свобода, мое достоинство. И что я делаю? Сопротивляюсь, чтобы спастись, чтобы мне можно было уцелеть.
Однако перед святым человеком ты раскрываешься, сбрасываешь на землю свою броню и говоришь:
– Отче, я хуже, чем тот, о ком ты говоришь. И чем больше ты говоришь мне, что любишь меня, тем больше я готов открывать свои грехи без сопротивления, со смирением.
Это цель. Смог ли ты заставить своего ребенка, жену (мужа) расслабиться перед тобой, раскрыть свою душу, стать твоим другом, чтобы вы полюбили друг друга, чтобы один не говорил другому: «Я имею право»? Чем больше мы стараемся защитить свое право, тем больше сопротивления вызываем в других. Но когда скажешь: «Я не прав!» – как сказал Христос… Христос что сказал?
– Воспользуйтесь своим правом, все вы, и распните Меня! Я беру на Себя всю вашу несправедливость. Я плохой, вы этого хотите? Тогда Я буду плохим.
Писание приводит одно страшное выражение: «Христос согласился стать проклятым от Бога, потому что распинаемого называли проклятым»[4]. Тогда говорили:
– Представь себе, какой он плохой, если его распяли!
Христос сказал:
– Чтобы успокоить сопротивление вашей души, гнев, который вы испытываете к Богу, ярость, побуждающую вас мстить, свирепеть, гневаться, накажите Меня.
Мы потому любим Христа, что Он не вызывает в нас сопротивления. А позиционирующие себя как Христовы вызывают сопротивление. То есть я, катехизатор, ты, родитель, мы искажаем представление детей о Христе. Это наша огромная ошибка.
Лимасольский митрополит Афанасий написал – не знаю, сам ли он это сказал, а другие записали, но в интернете есть это место, где он говорит, что религиозные люди – самый опасный тип людей в Церкви[5]. Митрополит Афанасий пишет: «Ты говоришь, что ты верующий, но за твоей религиозностью может скрываться нечто опасное для твоего ребенка. Может скрываться угнетение, суровый тон, а не благородство, не уважение, не любовь».
Будучи столько лет близ Христа, я спрашиваю себя: а чему я смог научиться? Тому, чтобы стать более эгоистичным, привередливым, категоричным или стать более снисходительным, сострадательным, больше понимать человека, имеющего проблему? Вот в чем вопрос. Хожу на всенощные бдения, но понимаю ли боль своего брата? Молюсь по четкам, но не затягиваю ли накрепко в узел его душу или же развязываю узел его души? Говорю, что беседую с Богом, но со своей женой (мужем) беседую ли?
Это увидит ребенок дома, и душа его примет послание от Бога, что Бог – это не одни слова, но и опыт, любовь.
– Это правда, то, что говорит Евангелие.
– А откуда ты знаешь, дитя мое?
– Отче, я видел это дома. Папа вчера вернулся домой, поцеловал маму и сказал ей: «Я вернулся, милая, вернулся, сладость моя, вернулся, любовь моя!» И я понял, что существует Святая Троица. Потому что увидел дома святую троицу: папу, маму и Христа посреди них. Это святая троица у нас дома.
Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них[6]. Такой ребенок не противится, если скажешь ему что-нибудь о Боге, он говорит:
– Действительно, мои родители на деле живут евангельскими словами, без фарисейства, без лицемерия и без того, что мы называем мнимостью, показухой.
Как я сижу сейчас – почти как на витрине: надел хорошую рясу, и вы надели хорошую одежду, мы все улыбаемся и учтивы. Здесь, в зале, мы добрые, однако здесь ли жизнь? Здесь видно наше хорошее проявление, и все мы очень любезны. Но вопрос в ребенке, который видит тебя сейчас любезным, чтобы он увидел тебя настоящим человеком и дома, где ты будешь падать, вставать, просить прощения и снова прилагать усилия.
Чтобы о тебе не говорили, как о ком-то: «С тоном аввы и нравом аги[7]». Как говорится, работает на публику. Но когда узнаешь его, то тот, кто по тону казался святым, по нраву оказывается агой. То есть не терпит возражений.
Один ребенок сказал мне о своем отце:
– Если папа скажет что-нибудь дома, отче, значит, так оно и должно быть! Если спросишь его, почему и как, – «это не подлежит обсуждению». Нет диалога, нет объяснения, есть только стучание кулаком по столу, хлопание дверями, а если не послушаемся, то и пара тумаков. И в итоге выходит то, чего хочет отец.
Этот человек готовит сына к тому, чтобы он не сегодня-завтра стал бить витрины, жечь автомобили и чинить беспорядки в Афинах или в другом месте, где они то и дело возникают. Как те беспорядки в Афинах несколько лет тому назад, когда на площади Синтагма даже плитку выдирали, куски мрамора. Представь себе, какая ярость обуяла этих молодых людей, какой гнев, какой протест, из какого дома они вышли и как долго задыхалась дома их душа. Они вышли на улицы и громили всё подряд.
Поэтому когда ты говоришь мне, что ты христианин, то давай-ка посмотрим, что значит слово «христианин». «Христианин» означает того, кто ни на кого не давит, кроме самого себя, если хочет и сколько хочет. Оно означает того, кто постится, но насильно не заставляет другого поститься: «Ты будешь поститься, если захочешь, дитя мое, когда сможешь и сколько выдержишь». Я не говорю о ребенке – младшем школьнике: он будет есть то же, что и вы. Но ученик постарше должен сам решить, принять ли ему это.
Это как называется? Интериоризация духовной жизни[8]. Не повторение, когда ты копируешь то, что видишь, а когда переживаешь это и знаешь, почему ты это делаешь.
Когда кто-нибудь из детей говорит мне, что он очень хороший, я спрашиваю его: почему?
– Не хожу на стадион, – говорит он мне, – я, отче, очень хороший ребенок!
Я этого не принимаю просто так, а говорю ему:
– А почему ты не ходишь на стадион, почему туда плохо ходить? И для чего ты это делаешь?
Другой говорит:
– Я не гуляю с девчонками, отче, я хороший.
И я говорю ему:
– А почему ты хороший ребенок, если с ними не гуляешь? Ты понял почему?
Пусть знает почему, то есть причину, а не просто «я увидел это и сделал». Потому что не сегодня-завтра, когда он выйдет в люди и не будет знать, почему делает что-то конкретное, окружающие с легкостью вовлекут его в другую, совсем не ту жизнь.
Надо вести, как мы говорим, осознанную духовную жизнь, понимая, почему ты делаешь то, что делаешь. Тогда, что бы ты ни увидел потом в жизни, ты не воспротивишься, не повернешься на 180 градусов, не вознегодуешь, потому что скажешь: «Я знал, почему делал это. Я это выбрал: хочу и пощусь, хочу и молюсь, хочу и иду в церковь и поэтому не противлюсь. Хочу и делаю это. Меня никто делать это не заставлял».
– И что же нам теперь делать, отче, – спрашиваете вы, – оставить детей, пускай ходят в церковь, когда захотят?
Нет, в начальной школе они будут ходить с вами, но, когда перейдут в гимназию, надо будет говорить им:
– Мы идем в церковь, – с радостью, – пойдем с нами!
Если он не хочет, то начинается дискуссия, и там ответов от меня вы уже не ждите: не я буду говорить вам, что делать, а Бог просветит вас, когда вам говорить, а когда молчать, когда заплакать, а когда влепить и нежный шлепок сообразно возрасту. А на руке, которая дает шлепок, должно быть написано: «Я люблю тебя!» – а не: «Я вышел из себя! Ты меня вывел, я в негодовании!»
Одно дело – такой шлепок, а другое – шлепок любви. Ребенок понимает шлепок любви, а не шлепок оттого, что ты устал за целый день на работе. И что он говорит себе? «Сейчас мама бьет меня, потому что разнервничалась, а не потому, что любит меня. Сейчас папа ругает меня не потому, что хочет мне добра, а потому, что зол на своего начальника». Второе вызывает сопротивление.
Всё, что я говорю вам, – верю, вы это понимаете, – ведет нас к более глубокому исследованию себя и к тому, чтобы мы поняли, что всё вокруг не черно-белое и не лежит на поверхности, а несколько глубже. Давайте же поищем немного и посмотрим, какую духовную жизнь мы проводим, какие мы христиане и христиане ли мы.
Я спрашиваю себя: «А христианин ли я в действительности?» Кто-то сказал мне:
– Да ладно, ты священник и спрашиваешь о таких вещах? Да ты ли не Христов?
Я Христов как священник, мое священство Христово, но Христов ли я, таков ли, каким Христос хочет, чтобы я был? Иначе Христос может сказать кому-нибудь:
– Я не знаю тебя. Ты не напоминаешь людям обо Мне, они смотрят на тебя и не вспоминают о Христе, но о чем-то другом.
Когда меня рукоположили, знаете, что сказал мне один ребенок в школе?
– Браво! Сейчас ты стал попом, чтобы всю жизнь говорить: «Не здесь! Не там! Не делай этого! Не делай того!» Для того ли вы стали попом, отче?
Я сказал ему:
– Нет, – я был поражен. Я спросил его: – А почему ты говоришь так?
Потому что в глазах ребенка христианская жизнь ассоциировалась с постоянными запретами:
– Всё грех, кругом одни грехи, всюду: «Смотри!», всюду угрозы. Я не хочу этого! – говорит ребенок.
И я помолился о том, чтобы не становиться таким, потому что увидел, что это вызывает отчуждение и противление.
Святые действовали по жизни, прикасаясь в Божией воле, они хотели увидеть, что скажет Бог. Ответ не приходит в готовом виде, так чтобы ты проглотил таблетку и тут же узнал всё, и они совершали и ошибки тоже и на них научились и освятились.
Старец Порфирий не давил на людей и не пугал их – он спасал и удерживал их близ Бога
Старец Порфирий поначалу был очень строгим и категоричным, но сказал себе: «Стану снисходительным». И вместо того, чтобы держать под рукой Кормчую книгу[9], чтобы давить на людей и пугать их, он использовал ее, чтобы усладить их души, спасти и удержать их близ Бога. Так они не противятся, и с тех пор люди полюбили его и стали стекаться к нему.
Одна госпожа рассказала мне, что ходила к старцу Порфирию в Оропо, и на улице ждали всякие люди, разные грешники, однако он любил всех. В то время как другой священник вызывал страх, и они говорили:
– Ой, не пойду говорить ему свои грехи!
А к нему шли все. Без всякого сопротивления, без того, чтобы душа их брыкалась. Эта госпожа сказала мне:
– Однажды я увидела женщину, которая в конечном счете оказалась не женщиной. Это был мужчина, и я сказала себе: «Что же он делает у старца?» А монахини, бывшие там, сказали мне: «Это особый случай, и старец помогает ему исправить свою жизнь, он не отталкивает его».
Даже такие люди шли к святым. А к нам… Даже собственные дети, эти ангелы возле нас, они вам противятся. Почему? Давайте задумаемся над этим и скажем: а какой я человек? Когда я, как христианин, иду в какую-нибудь компанию, меня там любят или говорят: «Ой, опять явился этот! Ну, приготовьтесь слушать его странные песни!»?
(Продолжение следует.)
Перевела с болгарского Станка Косова
Богословский факультет Великотырновского университета
www.pravoslavie.ru
